Сегодня Россия имеет службы, призванные охранять правопорядок и безопасность государства. Советские органы государственной безопасности имели своих предшественников. В начале своего становления они использовали богатый опыт отечественной жандармерии. Такая «связь времен» заставляет нас более пристально посмотреть и на работу Иркутского губернского жандармского управления. А поможет этому беседа с доктором исторических наук, профессором кафедры политологии и истории Иркутского госуниверситета Александром Александровичем Ивановым.
— История политической полиции Российской империи изучена все еще слабо – сугубо закрытый характер этой темы не способствовал появлению исчерпывающих и обобщающих исследований. После революций 1917 г. история тайной полиции интересовала прежде всего недавних политических узников, активных участников борьбы с самодержавием. Исследователей и публицистов занимали секреты Особого отдела Департамента полиции Министерства внутренних дел, охранных отделений и жандармских управлений конца XIX – начала XX в., разоблачения осведомителей и провокаторов в рядах революционных партий. На страницах журнала «Каторга и ссылка» в 1921–1935 гг. были опубликованы несколько исследований, основанных на личных воспоминаниях, но они односторонне освещали некоторые стороны сыскной и репрессивной деятельности жандармов.
Историки обратились к этой теме лишь в 1960-х годах, однако ореол закрытости по-прежнему довлел, и только с 1990-х история политической полиции императорской России стала изучаться с подлинно научных позиций.
— В Ваших книгах и статьях, а также в работах других иркутских историков, посвящённых каторге и ссылке, можно найти «вкрапления» фактов, которые частично дают ответ по затронутой теме. Поэтому сейчас у Вас есть возможность для более обстоятельного рассказа.
— Деятельность жандармских структур на территории Иркутской губернии, Восточной Сибири представляет значительный интерес, он продиктован постоянным пребыванием в регионе большого контингента политических и государственных преступников, отбывавших здесь наказание ссылкой на поселение или каторжные работы. Иркутские жандармы первыми в России приобретали опыт организации постоянного полицейского надзора за «дворянскими революционерами»: изоляция, обеспечение их трудом, перлюстрация переписки, контроль над общественной деятельностью – всё это апробировалось здесь, в Восточном Забайкалье, Петровском Заводе, Иркутске на протяжении длительного временного периода – с 1826 по 1856 гг.
Вслед за декабристами на территории губернии появились ссыльные петрашевцы, представители народнических организаций, эсеры, социал-демократы, участники массовых протестов первой русской революции, деятели национальных радикальных политических формирований. Ссыльные революционеры имели большое влияние на развитие местного рабочего движения, составляли костяк всех партийных формирований, активно участвовали в забастовках и стачках, возглавляли вооруженные выступления в 1905–1907 гг. Их нелегальная деятельность заставляла жандармские структуры вести каждодневную хорошо законспирированную агентурную борьбу, налаживать среди революционеров сеть платных осведомителей, активно использовать провокацию, периодически проводить массовые ликвидации руководящих партийных работников.
В то же время закрытый характер работы жандармов наложил заметный отпечаток на документальную базу исследования: архивные материалы позволяют составить представление лишь о некоторых принципах и механизмах функционирования Иркутского ГЖУ. Работа с агентурой, содержание осведомителей, провокация среди рабочих и интеллигенции, финансирование масштабных операций – документов об этих сторонах деятельности жандармов в архивах мало.
— А поскольку они всё-таки есть, любопытно узнать, как всё это начиналось?
— Появление жандармского ведомства в Иркутске напрямую связано с политической ссылкой, хотя пребывание здесь «первого революционера» А.Н. Радищева в октябре-декабре 1791 г. не привело к оформлению какой-либо надзорной службы. Опальный автор «Путешествия» чувствовал себя в городе вполне свободно: посещал театр, имел дружеские аудиенции с генерал-губернатором, завел широкие знакомства в местном обществе. Вот как писал графу А.Р. Воронцову, начальнику и покровителю Радищева, губернатор И.И. Пиль: «8-го числа сего месяца приехал сюда и господин Радищев со свояченицею своей и с детьми… А, дав ему от дороги отдохновение, буду советовать с ним, каким образом будет удобно в месте ево пребывания, завести дом для его жительства, и как теперь ему отсюда по совершенно дурной дороге до настоящей зимы ехать…».
После 14 декабря 1825 г. такое участливое отношение сибирских властей к государственным преступникам, конечно же, не могло устраивать Петербург. Вот почему для установления подлинного и строго надзора за ссыльными декабристами уже летом 1826 г. было создано Нерчинское комендантское управление. Его руководитель генерал С.Р. Лепарский осуществлял свои функции независимо от местной администрации или чиновников горного ведомства и подчинялся непосредственно начальнику III Отделения.
Корпус жандармов в структуре III Отделения был создан в 1827 г. Вся страна разделялась на округа, а в губернские города назначались жандармские штаб-офицеры, следившие за благонадежностью представителей некоторых слоев общества – офицерства, нарождавшейся интеллигенции, отдельных чиновников. В Иркутске губернская жандармская команда появилась в 1833 году и насчитывала чуть более 30 нижних чинов при нескольких штаб-офицерах, входивших в VIII Сибирский жандармский округ. Известно, что для этой команды были выстроены казармы на месте сгоревшего винного завода Ситникова — это возле реки Ушаковки.
Жандармы стремились контролировать все стороны жизни каторжных декабристов. Даже получение или отправление обычной посылки вызывало обширную ведомственную переписку. Так, например, генерал-лейтенант Лепарский 14 октября 1835 г. из Петровского Завода сообщал генерал-губернатору Восточной Сибири генерал-майору С.Б. Броневскому: «… ящичек в клеенке с золотыми часами, следующий государственному преступнику Николаю Басаргину, мною получен…». Два генерала пишут о «ящичке в клеенке» – понятно, что надзор за декабристами контролировался на самом высоком уровне.
Надзор за государственными преступниками, водворенными на территории региона помимо Нерчинской каторги, осуществляли чиновники МВД, обязанные также регулярно отчитываться перед жандармами. Каждый становой пристав докладывал о поведении политических ссыльных ежемесячно. Архивы хранят целые тома отчетов-донесений, подобных этому: «В Верхнеудинском округе государственные преступники Михаил Кюхельбекер, Михаил Глебов и Иван Шимков в течение минувшего января вели себя скромно и ни в каких предосудительных поступках замечены не были».
Вопросы хотя бы незначительного перемещения декабристов решались только из столицы. Вот, например, ответ шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа на отношение генерал-губернатора В.Я. Руперта, к которому обращалась жена декабриста Юшневского с просьбой перевести мужа на жительство в Иркутск, где есть возможность получить врачебную помощь (1840 г.): «…имею честь уведомить Вас, милостивый государь, что перемещение государственного преступника Юшневского из назначенного для поселения его села Кузьминского в г. Иркутск или в деревню Гласкову, отделяющуюся от сего города только рекою Ангарой, я признаю с моей стороны неудобным и потому покорнейше прошу, ваше высокопревосходительство, сообщить мне: не изволите ли Вы иметь в виду другое место, где бы Юшневский мог быть поселен с пользою для расстроенного его здоровья».
— Как известно, обязанности чинов III Отделения не ограничивались в этот период только контролем за жизнью декабристов. Жандармы на местах следили и за деятельностью государственных чиновников: Николай I таким образом пытался бороться с коррупцией и злоупотреблениями местных властей. Именно по этим каналам получал Петербург постоянную и во многом объективную информацию из Сибири.
— Да, нередко в жандармских рапортах содержались нелицеприятные характеристики на губернаторов и генерал-губернаторов. Известно, например, что негласный надзор велся за Н.С. Сулимой – иркутскому полицмейстеру было приказано докладывать: кто по вечерам бывает у генерал-губернатора и с какой целью.
Критическое отношение жандармов к местным властям, независимое положение невольно или вольно настраивало против них высших сановников, однако, как это ни странно на первый взгляд, привлекало внимание и располагало к ним ссыльных декабристов, видевших в жандармах разительный контраст с погрязшими в интригах и коррупции местными чиновниками.
В сентябре 1867 г. Правительствующий сенат утвердил новое положение о корпусе жандармов, согласно которому основным звеном Отдельного корпуса становились губернские жандармские управления.
Удалось установить имена девяти начальников Иркутского ГЖУ в период с 1867 по 1916 гг. Так, в 1867 г. работой первого состава ИГЖУ руководил полковник Афанасий Александрович Дувинг. Это был опытный начальник, занимавший должность штаб-офицера корпуса жандармов в Иркутске, по крайней мере, с 1861 г. А.А. Дувинг имел ордена Святой Анны второй степени и Святого Станислава второй степени с императорской короной, а также знаки отличия за двадцать лет беспорочной службы и бронзовую медаль в память войны 1853-1856 гг. на Владимирской ленте. Начальником А.А. Дувинг оставался, по обнаруженным источникам, по 1873 год.
С 1880 г. по 1884 г. (по крайней мере) Иркутское ГЖУ возглавлял майор, затем подполковник Владимир Васильевич Келлер, начинавший у Дувинга помощником в чине капитана. Келлер с 1861 г. служил в строевых частях, в корпусе жандармов находился с 1870 г., имел ордена Святого Станислава третьей степени, Святой Анны третьей степени, Персидского Льва и Солнца третьей степени. В подчинении Келлера состояло 46 унтер-офицеров, в том числе в Верхоленске – 10, на Карийских приисках – 20.
С 1886-го и, по меньшей мере, по 1892 г. начальником ИГЖУ был полковник фон Плотто Николай Иванович, вступивший в эту должность уже в 60-летнем возрасте. Затем, в 1897 г. управление возглавлял полковник Николай Андреевич Малинин, далее полковник Антон Иванович Левицкий (1901 г.), затем полковники Л.Н. Кременецкий (1908), Михаил Игнатьевич Познанский (1909-1912), Алексей Васильевич Васильев (1914-1915) и с 1916 г. – Николай Иванович Балабин. Как видим, сменяемость начальников ИГЖУ была невысокой – здесь работали опытные офицеры высшего командного звена.
Немаловажной фигурой в управлении, помимо начальника и его помощника, была должность адъютанта. Адъютант имел широкий круг обязанностей – от ведения закрытой служебной переписки, приема денежных переводов для арестантов, посещения смотров новобранцев, до составления обобщающих отчетов в Петербург. Место адъютанта доставалось, как правило, вновь пришедшему в управление офицеру – именно здесь проверялись его деловые качества и знания. Нам известны имена 12 адъютантов, занимавших эту должность в исследуемый период: в 1860-е гг. – штабс-капитан А.А. Арсеньев, кавалер орденов Святой Анны третьей степени с мечами, Святого Станислава третьей степени, имел бронзовую медаль на Андреевской ленте в память войны 1853–1856 гг.; в 1870-е – штабс-капитан К.А. Зейфарт; в 1880-е – штабс-капитан И.Ф. Бурлей, поручик Шубин, корнет Гурский; в 1890-е – ротмистр А. Шредер; в 1900-е – ротмистр Д.И. Орлов, ротмистр Л.Е. Пономарев, и в 1910-е гг. – ротмистр В.Э. Куммант, ротмистр барон С.Е. Корф, ротмистр С. П. Богданович, поручик Ф.Ф. Фёдоров.
Как видим, сменяемость адъютантов в Иркутском ГЖУ, с учетом того, что в отдельные годы длительное время это место было вакантным (1886, 1897, 1902, 1905–1906, 1916), была достаточно высокой, что объясняется «кадровым голодом» и недостатком знающих офицеров.
Как правило, адъютант, проработавший в управлении год-два, а то и меньше, и вникнувший в особенности профессии, направлялся на вакантное место в уезд и там, уже на протяжении ряда лет, возглавлял нелегкую жандармскую службу.
Иркутское ГЖУ имело четкую, обоснованную задачами службы структуру, которая, впрочем, складывалась постепенно. Изначально, в 1830-1850-х годах, жандармерия состояла из штаб-офицера Иркутской губернии Сибирского жандармского округа, затем адъютанта, начальника команды и нижних чинов.
Помимо Иркутского губернского жандармского управления, на территории региона действовали жандармское полицейское управление Сибирской, а также Забайкальской железной дороги со своими штатами и задачами. Сотрудники ЖПУ выполняли функции как общей, так и политической полиции по линии и в полосе отчуждения железной дороги. Их личный состав был размещен по всем крупным станциям и нес патрульно-постовую службу, занимался наблюдением и имел свою тайную агентуру. По количеству штатных сотрудников ЖПУ несколько превосходили ИГЖУ и насчитывали до 60–70 работников.
После 1902 г. в Иркутске было создано Охранное отделение, действовавшее в составе жандармского полицейского управления, но формально оно подчинялось только Департаменту полиции. Охранное отделение также имело свой штат, канцелярию, секретных сотрудников и осведомителей. Если жандармское управление занималось производством дознаний по государственным преступлениям и надзором, то «охранка» – оперативно-розыскной деятельностью по этим же делам, т. е. сосредоточила свои усилия на политическом сыске и наблюдении. Но и это не все: с 1906 г. (по некоторым данным, с 1903) здесь действовало Иркутское районное охранное отделение, которое занималось организацией контрреволюционной деятельности в масштабах всей Восточной Сибири. В задачу районного охранного отделения входила в основном координация усилий всех служб жандармского ведомства, обмен информацией и опытом работы, планирование крупномасштабных операций. Районная «охранка» просуществовала в Иркутске сравнительно недолго, остальные работали до Февральской революции.
В 1870–1890-х гг. главным объектом внимания иркутских жандармов по-прежнему оставалась политическая ссылка. Жандармское управление осуществляло гласный надзор за окончившими каторжные работы и вышедшими на поселение, контролировало связи революционеров, стремилось свести к минимуму их контакты с населением. Оно следило за тем, чтобы ссыльные не допускались к занятиям общественной деятельностью, не могли избирать и быть избранными в органы местного самоуправления, не преподавали и не открывали учебных заведений. Окончившие свои сроки и осевшие в Иркутске бывшие ссыльные, как правило, хотя бы на несколько месяцев, попадали под негласный надзор полиции: за ними устанавливалось наружное наблюдение, которое должно было выяснить, занимается ли бывший ссыльный противоправной деятельностью или превратился в законопослушного члена общества.
— Помимо надзора за политическими ссыльными, жандармы осуществляли и их этапирование в северные районы губернии или в Якутскую область.
— Сопровождение арестантов было делом весьма затратным. Например, в конце сентября 1881 г., выполняя решение Верховной распорядительной комиссии, Иркутское губернское правление должно было доставить народовольца И.В. Аптекмана в Якутск. Для этого были назначены два унтер-офицера. Следовало снабдить Аптекмана теплой одеждой и (читаю) «выдать его, с выключкой из списков замка, под расписку жандарму Кравченко, проверив предварительно натуральные приметы с приметами, описанными в статейном списке и фотографической карточкой».
Хорошие результаты приносила умело организованная служба наружного наблюдения. Вот, например, записка начальника ИГЖУ М.И. Познанского Иркутскому военному генерал-губернатору от 12 июня 1909 г.: «В январе 1908 г. были получены агентурные сведения, что возникшая в Иркутске с надлежащего разрешения «Слесарно-кузнечная трудовая артель», помещаясь по Преображенской улице, д. 53 Исакова, представляет собой как бы явочно-справочное бюро для членов преступных организаций. В виду изложенного и принимая во внимание, что помещение артели посещалось в августе-октябре 1907 г. некоторыми членами местной организации социалистов-революционеров, за деятельностью и сношениями членов артели были установлены внутреннее и наружное наблюдение, коими выявлено, что главными руководителями из среды членов трудовой артели являются: некий «Адам», оказавшийся крестьянином Гродненской губернии Адамом Казберуковым и «Миша», который оказался крестьянином Иркутской губернии Михаилом Адамовым Курск-Курковским.
15 мая 1908 года в помещении мастерской был произведен обыск, по коему найдено: 10 револьверов, корзина со значительным количеством преступных воззваний и революционных изданий партии социалистов-революционеров, три паспорта на имя Гальченко, Кузнецова и Кудрицкого, незначительная переписка и один пистолет. 20 мая полицейской засадой здесь же был задержан мещанин города Иркутска Иван Дмитриевич Куроедов, при обыске у которого были обнаружены две записки, в которых говорилось, что необходимо привести над Вашим Высокопревосходительством в исполнение приговор ЦК партии социалистов-революционеров и что приговор этот будет приведен в исполнение 20 или 21 мая...». Имея такие исчерпывающие сведения, городская полиция произвела массовые аресты, надолго парализовавшие местное подполье.
Часто одного наружного наблюдения за революционерами было недостаточно. Тогда в нелегальную организацию внедрялся тайный агент «охранки», который регулярно докладывал «своему» офицеру все известные ему сведения. Как правило, такого платного агента в управлении знал строго ограниченный круг должностных лиц, из конспиративных соображений он всегда работал под псевдонимом.
Дело политического сыска было поставлено блестяще: по существу, в России не было ни одной революционной организации, в ряды которой жандармское ведомство не внедрило бы своих осведомителей или платных агентов. Век абсолютного большинства «конспиративных» групп был недолгим – каких-нибудь три-четыре месяца. Затем революционеры попадали под «недремлющее око», к ним внедрялся секретный сотрудник, выступавший нередко и провокатором, ядро организации из интеллигентов изымалось, а рабочее большинство оставляли бездействовать дальше.
Хороший, подготовленный агент, вошедший в доверие революционной организации и в ней состоявший, ценился высоко и был на особом счету. О нем мог знать только начальник Охранного отделения или его помощник. Такого агента всячески берегли от провала. Например, агент Крут, сдавший в 1915 г. практически весь «Союз сибирских рабочих», а это несколько десятков человек, по конспиративным соображениям был арестован жандармами вместе со всеми, благодаря чему так и не был до конца разоблачен своими товарищами.
Вознаграждение агента было различным и определялось конкретными способностями и результативностью конспиративной деятельности. В отличие от агентурных сотрудников, оклад филеров был практически постоянным, и колебался от 70 рублей во Владивостоке, 50-ти – в Благовещенске до 40 – в Никольск-Уссурийском.
Под особым вниманием жандармов было рабочее движение. В промышленных предприятиях, железнодорожных мастерских у Охранного отделения всегда были свои сотрудники и завербованные рабочие.
Охранное отделение имело своих осведомителей не только среди рабочих. Были таковые и среди мастеров, служащих управлений, работников контор.
Жандармы постоянно следили за перемещением активных революционных работников. Как правило, информация на такого деятеля обгоняла его приезд в место нового проживания, и он тотчас же поступал под надзор охранки.
Контроль за перепиской поднадзорных лиц – важнейшее направление работы жандармской службы. Перлюстрации подвергалось каждое письмо ссыльных, отправленное с места поселения официальной почтой. Анализ переписки мог привести к выявлению связей ссыльных всего восточносибирского региона. Вот, например, несколько строк из ведомственной переписки начальника ЖПУ Забайкальской железной дороги и начальника ИГЖУ от 12 марта 1913 г.: «Прошу сообщить имеющиеся сведения об учителе Хайтинской школы Иркутского уезда Евлампии Федорове Власьевиче, который состоит в переписке с ссыльнопоселенцем Василием Матвеевичем Серовым, готовившем его в г. Мысовске к экзамену на учителя».
На основании анализа перехваченной почты следовали незамедлительные меры: поднадзорные или привлекались к формальному дознанию, или, чаще всего, принималось решение об их «изъятии с места причисления.
Другой формой деятельности Иркутского ГЖУ была массовая проверка лиц, причастных к «народному образованию» и «народной нравственности». Проверке на благонадежность подвергались как поступающие на службу, так и работавшие ранее.
Жандармы работали не только через своих платных агентов и осведомителей. «Простые» люди, корысти ради, также стремились им помочь.
— Мы знаем, что разрешению жандармерии подлежали все публичные мероприятия – концерты, лекции, выставки, демонстрации картинок «волшебного фонаря», общие собрания пайщиков или акционеров.
— Так и было, например, начальник ЖПУ Забайкальской дороги уведомлял ротмистра Байкальского отделения 26 июня 1913 г.: «30 сего июня при станции Слюдянка скрипачу Золотареву мною разрешен концерт».
Несмотря на широчайшие полномочия и по существу бесконтрольность в оперативной деятельности, работа жандармов на местах всегда находилась в поле зрения управления. Факты превышения служебных полномочий, а также лихоимства офицерского или нижнего состава подлежали немедленному разбору и самому строгому служебному расследованию.
Внутри управления поддерживалась строгая дисциплина и нетерпимое отношение к нарушителям уставных норм, профессиональной этики или кодекса офицерской чести. Жандармы всегда внимательно следили за «чистотой своих рядов». Вот, например, приказ по ИГЖУ от 31 марта 1906 г.: «Унтер-офицер вверенного мне Управления Павел Мамаев, будучи 27 февраля в наряде по разноске пакетов, позволил себе выпить водки и, придя в нетрезвое состояние, произвел буйство в сборной и канцелярии Управления, причем, обнажил шашку с целью нанести удар унтер-офицеру Наумову, а когда оружие у него было отобрано, то нанес этому же Наумову оскорбление действием».
Офицеры и нижние чины жандармского ведомства постоянно учились, совершенствовали свои профессиональные навыки. Помимо строевых упражнений, они ежемесячно занимались по самым различным вопросам своей службы. Как правило, эти занятия проводил сам начальник управления.
Для обучения унтер-офицеров премудростям профессии был централизованно разработан и издан типографским способом специальный журнал, состоявший из вопросов и ответов на них. В ЖПУ Забайкальской железной дороги этот журнал назывался «Вопросы и ответы для подготовки молодых унтер-офицеров. 1904 год». Вот некоторые из них: «Вопрос: Какой в России образ правления государством? Ответ: Монархически-самодержавный, т.е. государь один управляет государством. Вопрос: Когда новый закон вступает в силу? Ответ: Со времени объявления его в каждой местности. Вопрос: Кто в России может принимать и отменять законы? Ответ: Только государь-император. Вопрос: Какие бывают паспорта? Ответ: бессрочные, 5-летние, годовые и шестимесячные. Вопрос: Что в каждом преступлении надлежит выяснить прежде всего? Ответ: Необходимо выяснить, совершено ли преступление с умыслом или без».
Особое внимание в работе с личным составом уделялось воспитанию у служащих чувства товарищества, по-нынешнему, корпоративного духа, сопричастности общему делу. Этому способствовал, в частности, и праздник Отдельного корпуса, который проводился с 1904 г. 6 декабря в день Св. Николая Чудотворца. Как правило, к празднику отмечались лучшие служащие, выносились поощрения и благодарности. Правда, учитывая военный характер жандармской организации, нередко убеждение или воспитание личного состава подменялось простым приказом, например, таким, исходившим от начальника Иркутского ГЖУ в 1906 г.: «… предписываю в течение предстоящего Великого Поста всем чинам вверенного мне управления исполнить священный долг Исповеди и Св. Причастия, установив для нижних чинов очереди; по исполнении чего помощникам моим представить мне списки по установленной форме с отметками о бытности каждого и их семейств…».
Служба жандармского офицера была трудной и опасной. Нередко – и это специфика Сибири – им приходилось возглавлять операции по ликвидации уголовных преступников, проявляя при этом завидную храбрость и решительность.
Несмотря на самоотверженность, храбрость, отсутствие корыстолюбия у большинства нижних чинов, жандармское ведомство не пользовалось ни любовью, ни поддержкой населения
Подведем некоторые итоги. Иркутские жандармы, как и их коллеги в центре страны, свою главную обязанность видели в охранении государственного строя, сохранении порядка и общественного спокойствия. В центре их внимания находились местные радикальные общественные объединения и представители социалистических партий, в борьбе с которыми активно использовалось наружное наблюдение, внутренняя агентура, контроль за перепиской, слежка.
— Александр Александрович» Но почему же в этом открытом противостоянии победили революционеры, а не жандармы?
— Конечно, демократические силы просто не могли не победить самодержавие, однако, помимо объективных законов исторического развития, против жандармов выступали и субъективные обстоятельства (которые, в принципе, конечно же, были следствием общих процессов). Назовем здесь лишь одно из нескольких: невероятно сильную межведомственную разобщенность жандармских служб. Так, еще после упразднения III Отделения, корпус жандармов в 1880 г. поступил в ведение Министерства внутренних дел. Его оперативной деятельностью руководил Департамент полиции через свой Особый отдел. В строевом же, административном и финансовом отношениях, а также в подборе кадров, все жандармские органы подчинялись не Департаменту полиции, а штабу Корпуса, который, в свою очередь, руководствовался приказами Военного министра.
Разобщенность центральных органов жандармерии дублировалась и усиливалась на региональном уровне. В одном Иркутске в начале ХХ в. существовало четыре (!) жандармских ведомства, имевших каждое свою агентуру, управление, штат, но работавшие против общего врага – в этой ситуации трений просто не могло не быть! Несмотря на то, что компетенции ведомств были четко определены, вполне естественное соперничество часто приводило к конфликтным ситуациям, а местные высшие административные власти не могли их разрешить, так как ни те, ни другие структуры им не подчинялись.
Разобщенность действий жандармских органов играла, безусловно, негативную роль. Вследствие этого вся система политической полиции не давала необходимого эффекта. Однако, в целом следует признать, что деятельность жандармской службы в Иркутской губернии была весьма профессиональной, а, значит, и эффективной: политическая полиция контролировала каждую революционную группу, умело использовала наружное наблюдение и провокацию, имела широкую агентуру, предотвращала террористические акты, осуществляла ликвидацию нелегальных организаций, хорошо знала и могла правильно оценить политические настроения в обществе.
Незавидная участь была уготовлена и архивам жандармского управления. По воспоминаниям современников, после получения известий о революции в Петрограде, многие бумаги секретного делопроизводства были сожжены, оставшиеся изъяты представителями новой революционной власти и свезены в Белый дом, где должной охраны им не было. Часть этих материалов поступила в ведение губернского архивного бюро лишь в 1924 году, другая часть — изъята губернскими ОГПУ и судьба их неизвестна.
— Спасибо, Александр Александрович, за Ваш рассказ, закончить который хочется так: нынешние спецслужбы «выросли» не на пустом месте, а вобрали в себя то, что было проверено временем и практикой.
— Согласен.
